Деятельность Гавриила Романовича Державина (1743-1816) как государственного деятеля и его вклад в историю правовой мысли до сих пор мало изучены. Очень много архивных источников об этом остаются неисследованными. Они разбросаны по разным древлехранилищам, как центральным, так и локальным, поскольку Державин служил в разных местах и в разное время. Часть трудов Державина остается неизданной.
Как у каждого человека, у Державина, конечно, был определенный набор мировоззренческих установок, которые определяли его правосознание как гражданина (точнее говоря – подданного), как государственного служащего. Причем это правосознание формировалось не в рамках полноценного классического образования. Это был сплав семейного воспитания и жизненного опыта. Державин по рождению не входил в высшую элиту – там он оказался волею судьбы и собственной волей и настойчивостью. Образование: немного домашнего, оренбургская немецкая школа (ссыльно-каторжного Йозефа Розе – да-да, и осужденным разрешалось практиковать), два года гимназии. А дальше – на службу в Преображенский полк. Вот его “университеты”.
На гражданской службе Державин снискал репутацию человека склочного, взбалмошного, дерзкого. Более двух-трех лет на одной должности не задерживался, на что императрица Екатерина II ему как-то сказала: “Ищите причину в себе”. Но, судя по всему, он не был подлецом, а прямота, нелицеприятие, неприятие глупости и корысти, конечно, многим не нравились. Однако если посмотреть его послужной список, в Державине нуждались, когда надо было привести в порядок то, что развалили предшественники, или с нуля наладить работу. В Сенате, правителем наместничества Олонецкой и Тамбовской губерний, в Коммерц-коллегии (дважды), в казначействе, в качестве личного секретаря Екатерины II и министра юстиции – генерал-прокурора, разбирался с “коррупционными делами”, хозяйственными и делопроизводственными работами и т.д. Знали: Державин копейки не растратит, гвоздя не унесет…
Жуликов и вороватых видел он насквозь: собственный опыт азартной и, что скрывать, шулерской картежной юности не прошел даром. Оставляя правление в Олонецком наместничестве, заметил Державин, что что-то не сходится в казенных ведомостях. Оказалось, казначей проиграл крупную сумму в карты, а за игорным столом вместе с ним сидели лучшие люди города: вице-губернатор, губернский прокурор и председатель Палаты уголовного суда. Покрыть игорные долги казначей не придумал лучше, как сообразить помощь купцам, выдав им казенные деньги без расписок и удержав определенную сумму. Казначей под державинским напором быстро сознался и всех сдал. Но как же потом трусили и выкручивались начальники – история отдельная (усиленнее всех юлил прокурор). Громкого дела Державин из этого казуса выдумывать не стал: купцы расписались за полученное, недостачу Державин внес из своих средств, на том и конец.
Вклад Г.Р. Державина в историю правовой мысли был, если можно так выразиться, “служебным поручением”. Державин не сочинял длинных научных трактатов. Значительная часть его политико-правовых идей оказалось написанной “в стол”.
По долгу службы Державину приходилось участвовать в обсуждении различных государственно-правовых преобразований и выступать не только их разработчиком, но и исполнителем. Так, Державин вносил предложения о реформировании Сената, разработал проект Устава Третейского совестного суда, был одним из разработчиков Банкротского устава 1800 г.
Современные исследователи политико-правового наследия Державина отмечают, что он разделял взгляды концепции естественного права и просвещенной конституционной монархии. Его идеи не были оригинальными. Наиболее близки его суждения по содержанию были сочинениям английского философа и государственного деятеля Англии начала 17 в. Френсиса Бэкона. По крайней мере, что-то вроде комментированного конспекта идей Бэкона обнаружено в личном архиве Державина, сделанном уже на склоне дней, в 1810-х гг. Значит ли это, что именно Бэкон повлиял на мировоззрение Державина? Скорее всего, нет: Державин не знал английского, вряд ли был знаком с сочинениями Бэкона в начале своей карьеры, а конспект сделан с французского перевода. Видимо, Державин, в силу сходства взглядов, решил оставить для себя эти записки.
Если говорить о публичном выражении своих идей, то в проекте реформирования Сената 1801-1802 гг. Державин выступал за ограничение власти самодержца обновленным Сенатом (по примеру Великобритании). Современники расценили это как конституционное предложение («конституцию»).
Державин начинает свою записку с похвалы императору Александру I, который инициировал обсуждение возможных реформ:
Я думаю, намъ позволено мыслить, и что мыслимъ, объявить свободно. Рѣдкій примѣръ въ самодержавномъ государѣ!
Кратко описав историю Сената от Петра Великого до настоящего времени, Державин отмечает, что соединение в одном учреждении всех видов властей привело к их разбалансировке и как следствие к упадку управления:
для взаимнаго облегченія производства дѣлъ и для точнаго исполненія законовъ, я полагаю нужнымъ, чтобы помянутыя власти отдѣлены были въ Сенатѣ одна отъ другой
Кстати, Державин выделяет 4 вида властей: помимо традиционной триады законодательной, исполнительной и судебной, еще и оберегательную (контрольно-надзорную по сути).
Державин предлагал ввести выборный элемент при комплектовании состава Сената – предлагать монарху выбор из нескольких лиц, которые будут выдвинуты всеми нижестоящими присутственными местами. Особое его внимание было уделено порядку делопроизводства, который был действительно улучшен в итоге.
В проекте Устава Третейского совестного суда (1801 г.) Державин излагает свои представления о судебной власти. Проект не был осуществлен тогда, но при разработке Судебной реформы 1864 г. был одним из предметов изучения комиссии по составлению Судебных уставов. Принципы бессословности, гласности, открытости судопроизводства нашли свое применение только 50 лет спустя после смерти Державина.
Проект был составлен по поручению Александра I. Целью было объединить два института: третейский суд и совестный суд.
Третейские суды существовали в России давно, их подробная регламентация была, например, еще в Соборном уложении 1649 г.
Совестные же суды были созданы во время правления Екатерины II как коллегиальные примирительные суды по малозначительным делам, рассматриваемым в упрощенном порядке. По сути, это были аналоги мировых судов. Совестные суды были созданы по предложению первого российского профессора права (до него в университете все были иностранцы) Семена Ефимовича Десницкого. Десницкий стажировался в Шотландии, в университете Глазго, и на его предложения повлияли английские и шотландские правовые традиции. Совестные суды должны были решить дело миром, а при неуспехе сторонам объявлялось, что «до той распри совестному суду уже дела нет, а пошли бы, куда по законам надлежит». Количество дел, рассматриваемых совестными судами, было крайне мало.
В проекте Устава Державин излагает несколько основополагающих принципов судоустройства и судопроизводства: бессословность, выборность, равенство, гласность.
Особые меры (имущественного и личного характера) применяются к сторонам, затягивающим сроки выбора судей (злоупотребляющих правом):
За проволочку, взыскивается съ виновнаго пеня въ пользу приказа общественнаго призрѣнія, по одному проценту съ капитала, въ чемъ предъявленъ искъ; по личнымъ же обидамъ, съ жалованья по чину, или съ платимыхъ податей. Сверхъ того о томъ, кто въ девять мѣсяцевъ не выбралъ себѣ посредника или кандидатовъ въ судьи, печатается въ вѣдомостяхъ, чтобъ было ему стыдно
Особенно красноречивы нравственные и гуманистические основы правосудия, изложенные Державиным, а также некоторые правила оценки доказательств:
Третейскій совѣстный судъ сопрягаетъ правосудіе съ милосердіемъ.
Главнѣйшія правила третейскаго совѣстнаго суда почерпаются изъ священнаго писанія и естественнаго нравоученія.
Напримѣръ:
«Въ нюже мѣру мѣрите, возмѣрится и вамъ».
«Судя ближняго, себя да судитъ».
«Чего себѣ не хочешь, другому не желай» и прочая.
Третейскій совѣстный судъ, въ властныхъ свохъ опредѣленіяхъ, рѣшитъ дѣла по точнымъ словамъ и разуму законовъ, а въ мирныхъ положеніяхъ, внимая гласу совѣсти и состраданію, снисходитъ въ удовлетвореніе праваго по обстоятельствамъ и возможности обвиняемаго.
Въ дѣлахъ наслѣдственныхъ, влекущихъ за собою, по давности времени, обременительные иски, елико возможно ихъ уменьшаетъ; ибо несвойственно человѣколюбію, проступки предковъ взыскивать на потомкахъ.
Въ дѣлахъ темныхъ и сомнительныхъ преклоняется болѣе всегда въ пользу стороны слабой и безпомощной, какъ-то: вдовъ и сиротъ.Впрочемъ третейскій совѣстный судъ имѣетъ главною своею цѣлію примиреніе, а не обвиненіе тяжущихся.
Такие же ценности Державин старается соотнести и со статусом судьи:
Третейскіе совѣстные судьи, нося на себѣ званіе и достоинство рѣшителей жребія ближнихъ своихъ, ни подъ какимъ видомъ не должны превозноситься ввѣренною имъ отъ нихъ властію; но, обходясь съ возможною учтивостію съ тою и другою стороною, съ чистосердечіемъ и твердостію, показывать имъ существо дѣла, въ точномъ его видѣ, съ нѣкоторымъ иногда большимъ уваженіемъ, дабы поскорѣе примирить, представляя всегда, что самая надежнѣйшая тяжба негоднѣе посредственнаго мира, доставляющаго и съ нѣкоторою чего-либо уступкою душевное спокойствіе
Свое понимание кодекса чести чиновников Державин высказал в «Рассуждении о достоинстве государственного человека» (1812 г.). Это заготовка речи для т.н. «Бесед любителей русского слова» – клуба, который собирался в державинском доме в Петербурге. Речь так и не была прочитана, не была окончена, но в этом рассуждении Державин пытался подытожить свои представления о «государственном человеке».
Особы, къ правленію опредѣляемыя, сдѣлались такими же позорищными лицедѣями, которыхъ всякій зритель есть судья
“Позорищные лицедеи” здесь совсем не оскорбительное выражение: “позорище” – это представление, “лицедей” – актер. Как актеры на сцене, открытые и заметные всем, чьи слова и поступки видны всему миру, так и “государственные человеки” на виду у всех и не освобождены от внимания и суждения публики.
Онъ долженъ любовью къ отечеству жить, вливать ее въ своихъ подчиненныхъ и быть примѣромъ въ ней всему государству.
Я хочу изобразить, для созерцанія юношества, достойнаго государственнаго человѣка: Не того любимца монарха, который близокъ къ его сердцу, обладаетъ его склонностями, имѣетъ рѣдкій и завидный случай разливать его благодѣянія, пріобрѣтая себѣ друзей, ежели ихъ тѣмъ пріобрѣсти можно. Не того расторопнаго царедворца, который по званію своему лично обязанъ угождать государю, изыскивать для облегченія его тяжкаго сана пріятное препровожденіе времени, увеселенія, забавы, поддерживая порядокъ и великолѣпіе двора его. Не того царскаго письмоводца, трудящагося таинственно во внутреннихъ его чертогахъ, изливающаго въ красивомъ слогѣ мысли его на бумагу. Нѣтъ; но того открытаго, обнародованнаго дѣловца, который удостоенъ засѣдать съ нимъ въ совѣтахъ, имѣетъ право непосредственно предлагать ему свои умозрѣнія, того облеченнаго великою силою дѣйствовать его именемъ и отличеннаго блистательнымъ, но вкупѣ и опаснымъ преимуществомъ свидѣтельствовать, скрѣплять или утверждать его высочайшіе указы своею подписью, отвѣчая за пользу ихъ честью и жизнію.
В одном из своих писем любовь к Отечеству Державин определяет так:
Поистинѣ счастливъ долженъ быть тотъ подданный, который участвуетъ къ спокойствію и благу отечества
А в «Записках», характеризуя настроения чиновничества:
Никто ни о чем касательно общего блага Отечества, кроме своих собственных польз роскоши, не пекся.
И это только несколько штрихов из жизни и немного прямой речи Гавриила Романовича Державина. Те же мотивы мы можем услышать в его стихах (перечитайте хотя бы “Властителям и судиям” или последнее восьмистишие, написанное за три дня до смерти).